Причинная связь как условие деликтной ответственности

Деликтные требования: спорные аспекты судопроизводства

30 июня 2020 г. Пленум Верховного Суда РФ обсудил проект постановления «О практике рассмотрения судами гражданского иска по уголовному делу» (далее – Проект), которым были обобщены позиции судов по основным спорным вопросам применения данного института.

Проект, на мой взгляд, примечателен следующим. Во-первых, это первая с 1979 г. попытка унификации позиций судов в отношении института гражданского иска в уголовном деле, призванная привести практику к единому знаменателю и направить ее в русло защиты прав лиц, пострадавших от преступлений. Во-вторых, предложенное ВС РФ обобщение представляет собой сплав позиций судов из сфер частного и публичного права.

Ввиду лаконичности законодательного оформления концепции соединенного процесса судебному органу необходимо соблюсти принцип «primum non nocere» (от лат. «не навреди»).

Поскольку преступное деяние может также посягать на субъективные гражданские права, оно одновременно отвечает признакам гражданско-правового обязательства, возникшего из причинения вреда (деликта). Потерпевший приобретает право на предъявление соответствующего гражданского иска в уголовном процессе (ч. 1 ст. 44 УПК РФ).

Деликтное требование как достаточный критерий

К числу имущественных притязаний, возникших в результате преступления, может быть отнесен широкий круг гражданско-правовых требований, поэтому в проекте предпринята попытка процессуально отграничить требования, подлежащие рассмотрению вместе с уголовным делом, от предъявляемых в порядке гражданского судопроизводства.

Для этого судебный орган воспользовался спорным, на мой взгляд, критерием характера причинно-следственной связи между преступлением и причиненным ущербом.

Требования о возмещении имущественного вреда, причиненного преступлением, включая притязания, возникающие из причинения вреда в результате действий виновного лица, когда уничтожение или повреждение чужого имущества входило в способ совершения преступления, а также иски о компенсации морального вреда (в том числе возникшие вследствие причинения вреда личным неимущественным правам либо принадлежащим потерпевшему нематериальным благам), подлежат разрешению в ходе уголовного судопроизводства (п. 1, 7 Проекта, ч. 1 ст. 44 УПК).

Напротив, в п. 11 Проекта уточнено, что требования имущественного характера, связанные с преступлением, но вытекающие из правоотношений по последующему восстановлению нарушенных прав потерпевшего или направленные на возмещение ему упущенной выгоды, подлежат разрешению в порядке гражданского судопроизводства (например, о признании гражданско-правового договора недействительным, об индексации присужденных денежных сумм, о возмещении расходов страховым организациям, о возмещении ущерба в результате смерти кормильца, о возмещении утраченного заработка (дохода) в результате повреждения здоровья, о взыскании процентов за пользование чужими денежными средствами, о взыскании неполученного дохода и т.п.).

С точки зрения процессуальной экономии разделение требований на связанные с непосредственным причинением вреда в результате преступления и относящиеся к последующему восстановлению нарушенных прав потерпевшего выглядит оправданным в той мере, в которой гражданский иск может быть в силу УПК РФ рассмотрен в уголовном деле. На откуп судов в рамках гражданского судопроизводства отдаются лишь те требования, которые являются отдаленным следствием преступления, – т.е. представляют собой опосредованный вред.

Цель концепции соединенного процесса в уголовном судопроизводстве заключается в скорейшем разрешении притязаний потерпевшего, наиболее тесно связанных с рассматриваемым противоправным деянием, а также имеющих непосредственно компенсаторную направленность и призванных восстановить нарушенные преступником-делинквентом правоотношения. Разрешение в уголовном судопроизводстве гражданско-правового требования, вытекающего из деликтного обязательства, обусловлено тем, что собранные и исследованные в уголовном процессе доказательства позволяют в кратчайшие сроки и без совершения дополнительных процессуальных действий разрешить имущественные притязания потерпевшего.

Полагаю, при разграничении требований, подлежащих рассмотрению в ходе уголовного дела и в рамках самостоятельного производства по гражданскому делу, следует руководствоваться положениями ст. 44 УПК РФ, по смыслу которых в качестве гражданского иска в уголовном деле рассматривается исключительно деликтное требование, а предъявление иных гражданско-правовых требований осуществляется в порядке гражданского судопроизводства. При таком подходе потребность в дополнительном критерии отпадает.

Упущенная выгода в интересах потерпевшего

Спорным представляется также исключение из перечня притязаний, подлежащих рассмотрению в ходе уголовного процесса, требования о возмещении потерпевшему упущенной выгоды, являющейся разновидностью убытков (ст. 15 ГК РФ).

Как верно указал в процессе обсуждения проекта член Научно-консультативного совета ВС Константин Калиновский, в некоторых случаях наличие упущенной выгоды является элементом состава преступления (например, ст. 180 УК РФ) и подлежит доказыванию наряду с иными обстоятельствами.

Вместе с тем с позиции разрешения деликтного требования конструкция состава преступления значения не имеет. Возмещение неполученных доходов, упущенной выгоды, финансовых потерь (например, уменьшение стоимости акций или иного имущества по причинам, не связанным с его повреждением) является предметом деликтного обязательства. Соответственно, все деликтные убытки подлежат взысканию в рамках уголовного процесса. Статья 15 ГК РФ, посвященная требованию о взыскании убытков, не устанавливает самостоятельного вида обязательства по их возмещению, дополнительно регулируя вопросы, связанные с компенсаторным присуждением, – т.е. взыскание внедоговорных убытков в любом случае осуществляется на основании ст. 1064 ГК РФ. Данное требование в полном объеме подлежит рассмотрению в качестве гражданского иска в уголовном деле.

Единое обязательство из причинения вреда

Пунктом 12 Проекта из числа требований, рассматриваемых в уголовном судопроизводстве, исключен «регрессный иск» о возмещении страховой медицинской организацией расходов причинителю вреда в порядке, предусмотренном ст. 31 Федерального закона «Об обязательном медицинском страховании в Российской Федерации».

В данном случае, полагаю, при разработке Проекта была допущена неточность, поскольку в силу подп. 4 п. 1 ст. 387 ГК РФ при суброгации право требования к должнику, ответственному за наступление страхового случая, переходит к страховщику на основании закона (ст. 965 Кодекса).

В результате сингулярного правопреемства требование к делинквенту о возмещении расходов, возникших в результате причинения вреда здоровью или имуществу потерпевшего, переходит к страховщику и влечет процессуальную замену на стороне истца-потерпевшего.

Если размер страховой выплаты не покрывает всю сумму причиненного вреда, на стороне истца возникает процессуальная множественность лиц, образованная делением требования к должнику. При этом оба требования вытекают из одного обязательства, в связи с чем согласованность их размеров может быть лучше обеспечена при рассмотрении в рамках одного дела.

В связи с этим полагаю целесообразным в ходе рассмотрения судом требования потерпевшего в рамках уголовного дела одновременно разрешать требования как страховой организации к причинителю вреда, так и потерпевшего о возмещении ущерба, превышающего размер страховой выплаты (см. также п. 8 Проекта).

Ответственность за совместное причинение вреда

Отдельного внимания заслуживает, на мой взгляд, проблема совместного причинения вреда лицами, совершившими одно или несколько взаимосвязанных преступных деяний.

До разработки обсуждаемого Проекта в практике судов активно применяются действующие положения Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 23 марта 1979 г. № 1 «О практике применения судами законодательства о возмещении материального ущерба, причиненного преступлением» (в ред. от 26 апреля 1984 г.),

в п. 12 которого содержатся значимые для практики разъяснения правил возложения солидарной ответственности на лиц, совместно совершивших преступные деяния. В частности, обращено внимание на случаи, когда лица причиняют ущерб одним преступлением с множественностью эпизодов, в которых установлено их совместное участие (абз. 2 п. 12), а также при совершении разных преступлений в рамках одного уголовного дела, не связанных общим намерением, в том числе в случаях, когда одним преступлением были созданы условия для совершения последующего (абз. 3 п. 12).

В судебной практике признаки совместности получили дальнейшее развитие. Так, в постановлении президиума Ивановского областного суда от 31 июля 2015 г. по делу № 44г-8/2015 в качестве признаков совместного характера действий в гражданско-правовом смысле указаны: согласованность действий, их скоординированность и направленность на реализацию единого намерения.

Данные разъяснения актуальны, когда совместные действия осужденных квалифицируются судом в качестве разных преступлений.

Например, Вторым кассационным судом общей юрисдикции было рассмотрено гражданское дело по иску предприятия о возмещении вреда, причиненного преступлением. Согласно ранее вынесенному приговору вред предприятию был причинен в результате фиктивного трудоустройства Б. При этом М. и Ж. были осуждены за мошенничество (ч. 4 ст. 159 УК РФ), а П. – за злоупотребление полномочиями (ч. 1 ст. 285 УК РФ). Роль М. заключалась в том, чтобы оказать воздействие на П., занимавшего должность руководителя предприятия, для оформления фиктивного трудового договора, обеспечения видимости законности действий и начисления фиктивно трудоустроенному Б. зарплаты. В свою очередь Ж. распорядилась полученными от фиктивного трудоустройства Б. денежными средствами, завершив тем самым хищение. Рассматривая гражданский иск о возмещении вреда за деликт, суды трех инстанций подтвердили совместный характер причинения вреда, несмотря на различную квалификацию действий осужденных.

Проект не содержит разъяснений в части признаков совместности причинения вреда подсудимыми, несмотря на востребованность формирования устойчивой практики высшим судебным органом.

Кроме того, предлагается возложить ответственность за причиненный совместно вред на подсудимого, в отношении которого дело не было выделено в отдельное производство, или не освобожденного от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям.

Вероятно, ВС руководствовался тем, что при освобождении лица от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям виновное лицо до вынесения приговора принимает меры по заглаживанию причиненного преступлением вреда, в связи с чем дополнительное возложение на него ответственности за гражданско-правовой деликт было бы избыточным, ведь деликтное обязательство уже исполнено по соглашению сторон. Верховный Суд подчеркнул, что процессуальное выбытие лица из уголовного судопроизводства в связи с выделением дела не исключает привлечения к деликтной ответственности в солидарном порядке как основного обвиняемого, так и лица, в отношении которого было выделено уголовное дело.

Данная позиция, на мой взгляд, вызывает вопросы в части привлечения к деликтной ответственности лица, освобожденного от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности, установленных ст. 78 УК РФ.

Во-первых, правила течения срока давности привлечения к уголовной ответственности и срока исковой давности по гражданско-правовым обязательствам существенно различаются. Если первый исчисляется со дня совершения преступления до момента вступления приговора в силу, то течение второго начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите данного права. То есть если потерпевший не смог опознать преступника в момент совершения деяния, а правоохранительным органам не удалось установить его личность в течение длительного времени, в том числе за пределами срока давности привлечения к уголовной ответственности, за потерпевшим сохраняется право на возмещение ему вреда, причиненного преступлением.

Во-вторых, исковая давность не распространяется на требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ, а также о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью.

Соответственно, положением абз. 3 п. 24 Проекта из числа ответчиков, на мой взгляд, безосновательно в нарушение ч. 1 ст. 54 УПК РФ исключен причинитель вреда, в отношении которого вынесено решение об освобождении от уголовной ответственности за истечением сроков.

Поскольку такое лицо является солидарным должником по деликтному иску, который продолжает рассматриваться в уголовном деле, полагаю целесообразным не возлагать на истца бремя подачи идентичного иска к такому лицу в порядке гражданского судопроизводства, а разрешать требования ко всем солидарным должникам совокупно по единому деликтному обязательству в уголовном деле. Для этого необходимо сохранить статус лиц, освобожденных от уголовной ответственности, в качестве ответчиков по гражданскому иску в уголовном процессе.

Источник

Оттого что в кузнице не было гвоздя. Причинная связь и предвидимость убытков в России и за рубежом

For Want of a Nail (by Scott Gustafson)

Не было гвоздя — подкова пропала.
Не было подковы — лошадь захромала.
Лошадь захромала — командир убит.
Конница разбита — армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Оттого что в кузнице не было гвоздя.

С. Маршак. Гвоздь и подкова (пересказ английской песенки)

У меня вышла новая статья, про причинность. 🙂

Будылин С.Л. Оттого что в кузнице не было гвоздя. Причинная связь и предвидимость убытков в России и за рубежом // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2020. № 1. С. 111-151.

С любезного разрешения редакции размещаю статью здесь.

Статья большая, поэтому полный текст я приложу в виде файла (смотреть в конце текста блога), а в самом блоге размещу лишь аннотацию, содержание, введение и заключительный фрагмент.

В статье обсуждается понятие причинно-следственной связи, которое имеет важнейшее значение в деликтном и договорном праве. Многие правопорядки разграничивают «фактическую» и «правовую» причинность. Имеется в виду, что убытки взыскиваются, когда не только налицо фактическая причинно-следственная связь между событиями, но причина еще и является правовой (терминология, впрочем, может варьироваться). То есть дополнительно выполняются некоторые установленные правом критерии. Более современный подход – не имплантировать их в концепцию причинности, а отдельно решать вопрос об освобождении от ответственности или ограничении ответственности причинителя убытков в соответствии с такими критериями.

Философская, казалось бы, проблема причинно-следственных связей в действительности сводится к проблеме оптимального в политико-правовом смысле распределения ущерба между причинителем вреда и потерпевшим. Такая демистификация понятия причинности может значительно облегчить анализ сложных правовых вопросов взыскания убытков. В некотором смысле этот подход ставит процесс решения вопроса об ответственности за деликт с головы на ноги…

Содержание

2. Критерии причинности

Дело о сломавшейся мельнице: отдаленность убытков

Дело о конкурсе красоты: доктрина упущенного шанса

Дело о прибыльной прачечной: отдаленность упущенной выгоды

Дело об опоздавшем судне: причинность — вопрос факта

Дело о другом опоздавшем судне: «предвидимо» или «довольно вероятно»?

Дело об отсутствующей стремянке: разрыв цепи причинности

Дело о небрежных аудиторах: критерий «если бы не. » недостаточен

Купля-продажа товаров: упрощенный критерий

3.2. Убытки из деликта

Дело о сгоревшем причале: отдаленность и предвидимость убытков

Дело об одноногом истце: несколько последовательных причин

Дело о двойном ударе: несколько совместных причин

4.1. Убытки из договора

4.2. Убытки из деликта

Дело о напуганной собаке: непредвидимый ущерб при умышленном деликте

Дело о взрыве на вокзале: непосредственная причина и предвидимость

Дело о двух охотниках: альтернативная причинность

Дело о пылающей крысе: требуется предвидимость в общем, а не в деталях

Дело об уплывшем судне: не только предвидимость

4.3. А что думают правоведы?

Позиция Свода договорного права

Позиция Свода деликтного права: классический вариант

Позиция Свода деликтного права: современный вариант

5. Некоторые выводы для России

6. Что же такое причинность?

1. Введение

Теория причинно-следственной связи – одна из наиболее сложных для понимания правовых теорий. Собственно, это даже не столько правовая, сколько философская теория. Ведь едва ли не все явления в мире связаны между собой бесконечным числом цепочек взаимодействия, и при этом никакое явление не является единственной и окончательной «причиной» другого явления.

Это значит, что в принципе не существует возможности точно – в естественнонаучном смысле слова – установить наличие или отсутствие «причинно-следственной связи» между двумя событиями. Тем не менее, виду особенностей человеческого познания мира, мы для практических целей неизменно стремимся определить, является ли одно событие в некотором смысле слова «причиной» другого или же не является. Эти эпистемологические особенности нашего разума находят отражение и в праве: в формулировках законов и судебных решениях.

Например, согласно букве российского ГК, лицо, право которого нарушено, может требовать возмещения причиненных ему убытков. [1] Эта формулировка представляет собой неявную отсылку к понятию причинно-следственной связи.

Так что даже в самом заурядном гражданско-правовом споре о взыскании убытков из-за протекшей трубы суду приходится разрешать нетривиальную философскую проблему, отвечая на вопрос о том, действительно ли ответчик «причинил» убытки истцу. Иначе говоря, суд должен установить, являлись ли действия (бездействие) ответчика «причиной» убытков истца для правоприменительных целей или же не являлись. Иногда сделать это очень просто, но порой возникают серьезные затруднения.

Рассмотрим несколько примеров из области деликтного права, иллюстрирующих эти трудности.

Допустим, ответчик попал футбольным мячом в окно истца, и оконное стекло разбилось. В этом случае наличие причинно-следственной связи между действиями ответчика и убытками истца, связанными с заменой стекла, не вызывает сомнений. Но, допустим, ответчик попал мячом в окно истца, выбив стекло, а после этого мяч налетел на стоящую на подоконнике банку с горючей жидкостью (скажем, спиртом) и разбил ее. Спирт пролился на электрообогреватель, и в результате возникшего пожара дом истца сгорел. Являются ли действия футболиста причиной убытков погорельца, связанных с постройкой нового дома? Что если от пожара сгорела вся деревня? Должен ли футболист возмещать убытки всем ее жителям?

По неосторожности капитана судна оно столкнулось с танкером, повредив его. Однако и судно, и танкер остались на плаву. Понятно, что владелец судна отвечает за убытки, связанные с ремонтом танкера. Но, допустим, через час другое судно, по неосторожности его капитана, столкнулось с тем же танкером, опять повредив его. Судно осталось на плаву, но танкер затонул. Правильно ли будет сказать, что причиной катастрофы было второе столкновение, но не первое? Что если вторая пробоина была сама по себе незначительной и не представляла самостоятельной опасности, а затонул от нее танкер лишь потому, что уже набрал воды через первую, гораздо более крупную пробоину? Что если, наоборот, незначительной была первая пробоина?

Два охотника стреляли в перепелку, но под огонь попал егерь. В него попала дробь, но чья именно – определить не представляется возможным. Являются ли действия каждого из двух стрелков причиной ранения потерпевшего? Если нет, значит ли это, что ни один из них не несет ответственности за убытки потерпевшего (скажем, связанные с потерей трудового дохода и расходами на лечение) ввиду недоказанности причинно-следственной связи?

В деликтных спорах острота вопроса о причинно-следственной связи иногда может быть снята указанием на то, что в убытках нет вины ответчика (будь то в форме умысла или неосторожности). А тогда не так уж важно, признаем ли мы наличие причинно-следственной связи между действием ответчика и убытками истца, ведь иск все равно следует отклонить. Но это в деликтных спорах.

В спорах же из коммерческих договоров ответственность имеет безвинный характер, а вопросы причинной связи могут быть не менее сложными. Чаще всего споры здесь возникают вокруг убытков контрагента в виде упущенной выгоды, ввиду их изначальной гипотетичности. Но не всегда просто разобраться и с тем, причинен ли нарушением договора реальный ущерб, а если причинен, то какой именно.

Например, в казусе с подковой и лошадью, сформулированном в эпиграфе, мы видим пример последствий ненадлежащего исполнения кузнецом своей работы (допустим, по госзаказу). Являлось ли это ненадлежащее исполнение договорного обязательства причиной убытков государства от военного поражения?

Организатор конкурса красоты с крупным денежным призом для победительницы вовремя не выслал участнице сообщение о том, что она прошла в финал. Можно ли сказать, что действия организатора были причиной убытка участницы от неполучения приза, учитывая, что в финале были и другие претендентки?

Как видим, вопросы причинности в спорах о взыскании убытков могут быть довольно головоломными. Примеры кому-то могут показаться надуманными, но далее мы будем обсуждать вполне реальные судебные дела с похожими фабулами.

Блестящий сравнительно-правовой анализ проблем, связанных с причинностью в деликтном праве, можно найти в недавней работе Станислава Назарикова. [2] Не повторяя того, что было сказано в этой работе, я попробую на примере англо-американского права разобраться в том, что такое причинность в праве.

6. Что же такое причинность?

Впервые, насколько известно современным исследователям, предложил некую теорию причинности Аристотель. Он выделял четыре вида причины: материальную (мрамор – «материальная причина» статуи), формальную (форма статуи – ее «формальная причина»), действующую (скульптор – «действующая причина» статуи), целевую (украшение дома – «целевая причина» статуи). [3]

Однако сегодня, говоря о «причинности», мы обычно имеем в виду лишь то, что Аристотель именовал «действующей причиной», то есть предметы и действия, произведшие те изменения, «причина» которых нас интересует.

Причинность является не естественнонаучной, а эпистемологической категорией. Вселенная сама по себе не знает понятий «причина» и «следствие». Она представляет собой континуум, все точки которого связаны между собой взаимодействиями. При этом никакое значение наблюдаемой величины не является «причиной» или «следствием» значения другой наблюдаемой величины. Однако в сознании индивидуума, познающего вселенную, пространственно-временной континуум редуцируется до множества дискретных событий, некоторые из которых связаны между собой отношением «причина – следствие», а некоторые – не связаны.

Следует понимать, что эта картина является упрощением и огрублением реального мира. В общем случае это упрощение (которое можно назвать «каузальной дискретизацией пространственно-временного континуума» или просто «редукцией континуума») вряд ли может быть произведено математически корректно; оно чревато неоднозначностями и парадоксами. Даже если усложнить подход, допустив возможность сосуществования нескольких «причин» одного «следствия», это не снимет всех концептуальных проблем, а, возможно, и добавит новых. Поэтому физик, решая задачу, редко оперирует понятиями «причина» и «следствие»: он анализирует уравнения.

Вместе с тем, как и у других упрощенных моделей, у этой модели есть своя область применимости, в которой она весьма эффективна и даже незаменима. Эта область – анализ человеческого поведения.

Человек по природе своей является существом целеполагающим. Принцип действия человека состоит в том, что он, анализируя окружающую его вселенную, (1) идентифицирует те события, которые для него благоприятны, и те, которые неблагоприятны; (2) идентифицирует те свои действия, которые являются «причиной» наступления тех и других событий; (3) совершает действия, ведущие к благоприятным последствиям (к достижению «цели»), и воздерживается от совершения действий, ведущих к неблагоприятным последствиям.

В этом контексте причинно-следственная связь между действием и событием означает достаточно высокую вероятность наступления данного события при условии совершении данного действия (по отношению к вероятности его наступления при условии несовершения данного действия).

Описанной спецификой человеческого поведения пользуется правопорядок. Желая достичь своих политико-правовых целей, правопорядок наказывает субъектов права за совершение действий, нежелательных для правопорядка, или вознаграждает за совершение других действия, желательных для правопорядка. Зная об этом, субъект при выборе совершаемых действий принимает в расчет не только «естественные» их последствия, но и те штрафы или бонусы, которые к ним добавляет правопорядок.

Так, целью и смыслом деликтного права является уменьшение ущерба, возникающего у субъектов права в связи с действиями других субъектов. Поскольку правопорядок не в состоянии идентифицировать всех возможных действий субъектов, которые могут привести к такому ущербу, правопорядок возлагает эту работу на самих субъектов. Для этого он назначает «штраф» в сумме ущерба тому участку оборота, действия которого являются «причиной» ущерба.

При этом важнейшей целью правопорядка является не столько даже защита конкретного пострадавшего, сколько широковещательное объявление о том, что и в будущих подобных случаях ущерб будет возложен на его причинителя. Если правопорядок действует эффективно, то есть в самом деле исполняет это обещание, то субъекты, действуя в своих собственных корыстных интересах, будут воздерживаться от подобных действий либо принимать те или иные защитные меры, направленные на недопущение ущерба других субъектов.

Точнее, при выборе своих действий субъекты права будут учитывать свой ожидаемый ущерб (включая стоимость защитных мер, которые им придется принять) наравне с ожидаемым ущербом других лиц. В результате сумма совокупного ущерба минимизируется при помощи совместных интеллектуальных усилий самих субъектов права. Что и требовалось правопорядку!

Стоит отметить, что если окажется, что стоимость защитных мер превышает ожидаемый ущерб другого лица, защитные меры не будут приняты рациональным субъектом. В этом случае возложение ущерба на причинителя вреда во многом теряет смысл. Обычно правопорядок в подобных ситуациях снимает с него ответственность со ссылкой на то, что непринятие защитных мер не было проявлением «неосторожности», иначе говоря, что вины данного субъекта в ущербе нет. Тогда весь ущерб падает на потерпевшего. В большинстве подобных случаев это вполне оправданно: человек сам обычно имеет довольно обширные возможности по защите своего имущества и неимущественных интересов, так что в отсутствие лучшего кандидата именно его и следует стимулировать к их защите.

Для работоспособности описанной хитроумной схемы необходимо выполнение нескольких условий.

Во-первых, картина мира, используемая правопорядком (иначе говоря, сеть причинно-следственных связей между событиями, существующая в сознании судьи), должна хотя бы приближенно соответствовать реальности.

В процессе разрешения спора судья решает задачу «редукции континуума», то есть выделения из действий множества субъектов, имеющих отношение к делу (включая и самого потерпевшего), тех действий, которые являются «причиной» ущерба. Как мы уже видели из многочисленных примеров судебных споров, задача эта часто непростая и не обязательно имеющая однозначное решение.

Математически точное ее решение как минимум затруднительно (а скорее вообще невозможно), но правопорядок пытается найти приблизительный ответ при помощи разного рода качественных соображений. Центральная идея состоит в идентификации лица, которое могло минимизировать математическое ожидание ущерба с наименьшими издержками. Именно такое лицо и объявляется «причинителем» ущерба, и на него возлагается ответственность перед потерпевшим за этот ущерб.

Если же сам потерпевший мог с наименьшими издержками минимизировать ожидаемый ущерб, приняв соответствующие защитные меры, но не принял их, то он объявляется виновным во «встречной неосторожности», и ущерб остается на нем.

Современные правопорядки часто пытаются осуществить более тонкое стимулирование, не возлагая весь ущерб целиком на одного субъекта, а распределяя ущерб в некоторых пропорциях между потерпевшим и причинителем вреда, а также между несколькими сопричинителями.

Эффективность последнего приема может быть предметом отдельного анализа, в том числе с использованием математического моделирования. Я сейчас не буду на этом останавливаться. Отмечу лишь, что различные решения по распределению ущерба могут все одновременно быть «корректными» (то есть в перспективе обеспечивающими минимизацию совокупного ожидаемого ущерба), но при этом одни могут быть «эффективнее» других (то есть создающими лучшие стимулы для субъектов при движении к состоянию оптимума).

Во-вторых (я продолжаю перечисление условий работоспособности хитроумной схемы), картина мира в голове у судей и у субъектов права должна быть приблизительно одинакова.

Прежде всего это означает необходимость информирования субъектов права о том, по каким правилам субъекты признаются причинителями вреда. Однако существует когнитивный аспект этой проблемы, который не снимается лишь путем правового просвещения. Речь идет об ограниченности возможностей человеческого предвидения.

Нет смысла возлагать ущерб на субъекта, если в момент совершения действия он не осознает, что это действие может быть причиной ущерба, пусть даже судья, глядя на обстоятельства дела, видит наличие такой связи.

Дело, однако, в том, что у судьи есть серьезная когнитивная «фора» перед субъектом права: судья в момент разрешения спора знает, что последствие в виде ущерба фактически наступило, а субъект в момент совершения действия этого не знает. Вообще в тот момент этого никто не знает, ведь тогда вредное последствие еще не наступило! Чтобы обеспечить корректность стимулов, правопорядок должен ограничить сеть учитываемых судьей причинно-следственных связей лишь теми, что существуют в сознании субъектов на момент совершения действий.

Поскольку проникнуть в сознание конкретного субъекта правопорядок не может, то он ориентируется на картину мира, существующую в голове усредненного субъекта («разумного лица»). Иначе говоря, правопорядок ограничивает ответственность причинителя вреда лишь теми убытками, возможность возникновения которых разумное лицо осознавало бы в момент совершения действия.

Именно в этом смысл правила о том, что для взыскания действие ответчика должно быть не только «фактической», но и «правовой» («непосредственной», «адекватной» и т.п.) причиной ущерба. Или, что то же самое, правила о том, что «непредвидимый» («слишком отдаленный» и т.п.) ущерб не подлежит взысканию.

Наконец, в-третьих, судебная система должна работать эффективно, возлагая на причинителей вреда ущерб в достаточно высокой доле случаев причинения вреда.

Если к ответственности привлекается лишь незначительный процент правонарушителей, вся описанная выше система стимулов радикально искажается. Субъекту права оказывается выгодно не принимать оптимальных защитных мер, поскольку вероятность взыскания мала, а с ним и математическое ожидание соответствующего такому взысканию размера потерь для данного субъекта. Для восстановления надлежащей мотивации потенциальных правонарушителей некоторые правопорядки используют механизм сверхкомпенсаторных («штрафных») убытков. Однако эта проблема не имеет прямого отношения к причинности, и мы ее далее не обсуждаем.

7. Выводы

Резюмировать сказанное можно следующим образом.

Проблему установления причинно-следственной связи для целей взыскания убытков можно переформулировать. В более конструктивных терминах она сводится к проблеме распределения ответственности за убытки между различными субъектами, имеющими отношение к делу, включая самого потерпевшего. Задача правопорядка состоит в том, чтобы распределить эту ответственность оптимальным с точки зрения политико-правовых целей образом. Так, в случае деликтного права такой целью является минимизация совокупного ожидаемого ущерба всех участников оборота (включая в понятие ущерба и издержки на принятие защитных мер по недопущению ущерба других лиц).

В математически строгих терминах проблема установления «фактической причины» ущерба сводится к оценке вероятности возникновения ущерба другого лица при условии совершения субъектом некоторых волевых действий. А еще точнее, к оценке математического ожидания возможного ущерба другого лица в соотношении с издержками субъекта на принятие защитных мер.

Проблема установления «правовой причины» ущерба сводится к оценке того, насколько субъект права интеллектуально способен идентифицировать те действия, которые могут стать «фактической причиной» ущерба.

Кроме того, существует отдельная проблема распределения ответственности за ущерб между несколькими сопричинителями вреда (т.е. несколькими лицами, для которых вышеупомянутое матожидание достаточно высоко). Эта проблема, по-видимому, может иметь несколько корректных решений (т.е. стимулирующих оптимальное поведение субъектов права), но при этом различные решения могут отличаться по степени эффективности такого стимулирования. Решение проблемы распределения ущерба может, помимо прочего, зависеть и от категории субъектов права: предприниматель или потребитель и т.п.

Таким образом, объективистская на вид правовая терминология, связанная с причинностью, во многом является отражением не столько законов природы, сколько политико-правовых целей. Эта терминология бывает удобна и часто не вызывает проблем, но следует осознавать и ее ограниченность. Во многих случаях более осмысленной оказывается другая терминология, не апеллирующая к нюансам «причинно-следственных связей», а напрямую говорящая о «распределении» или «ограничении» ответственности за ущерб, исходя из тех или иных политико-правовых соображений.

Так, правило о взыскании лишь предвидимых убытков в случае неосторожного применения вреда можно при желании сформулировать в терминах причинно-следственной связи (подлежат взысканию лишь убытки, для которых действия ответчика являются «непосредственной причиной»). Однако по политико-правовым соображениям спектр взыскиваемых убытков в одних случаях может быть расширен (взыскание непредвидимых убытков в случае умышленного деликта), а в других – сужен (взыскание, в случае спора из договора, лишь тех видов принципиально предвидимых убытков, что стороны «принимали в расчет» при заключении договора).

Подобные правила вряд ли имеет смысл формулировать, выдумывая новые модификаторы к термину «причина»: проще так прямо и сказать, что объем ответственности субъекта права расширяется или ограничивается.

И если так, то многое в нашем понимании причинности встает с головы на ноги. По сути, понятие причинности ограничивается лишь «фактической причинностью», а вопросы, которые традиционно пытаются решить введением понятия «правовой причины» и т.п. находят гораздо более естественное и разумное разрешение.

[2] Назариков С.В. Некоторые теоретические и практические аспекты причинно-следственной связи в контексте деликтной ответственности // Договоры и обязательства. Ред. А.В. Егоров и А.А. Новицкая. Т. 2: Особенная часть. М.: 2018. 989 с. С. 147-230.

Источник